Республика Молдова устремляется в ЕС. А в Комрате тем временем обсуждают, кто виноват в том, что все уже упущено. Пока центральная власть формулирует политический курс и декларирует движение в Европу, автономия теряет рычаги и истерит. Президентская речь о будущем Молдовы стала манифестом стратегического движения, но в Гагаузии это будущее обсуждают сквозь призму утрат и обид. В то время как Кишинев строит нарратив о единстве и прогрессе, Комрат застрял в прошлом — в эмоциях, риторике и попытках найти виноватых. Этот разрыв — не просто в риторике, а в политической субъектности. И, возможно, уже необратимый.
Речь, за которой стоит стратегия
В то утро, 17 апреля, зал парламента в Кишиневе был тише обычного. До тех пор, пока в президиум не вошла президент. Майя Санду вышла к микрофону в светлом. Без пафоса. Без лишних жестов. Эта речь — не выступление. Это была декларация. Манифест времени. Попытка описать политическую точку, в которой оказалась страна, и нарисовать ту, куда она должна прийти.
«Любое молчание — это соучастие в краже будущего», — скажет Санду. И эта фраза станет отправной точкой не только для ее речи, но и — неосознанно — для оценки того, что в двумя днями ранее происходило в другом месте страны. В Комрате.
Сессия, где опоздали не только с решениями, но и с вопросами
15 апреля Народное собрание Гагаузии собиралось на внеочередную сессию. Повод — громкий: Конституционный суд признал неконституционной статью закона, дававшую НСГ право предлагать кандидатуру главного прокурора автономии. Формально — правовой казус. Фактически — демонтаж одного из последних символов автономии.
Но Комрат собрался не для того, чтобы осознать. А чтобы покричать. В зале было все: обвинения, истерики, попытки найти виновного. И все — уже после. После решения, после проигрыша, после того, как механизм, работавший тридцать лет, был остановлен одной резолюцией Конституционного суда. Как это было, рассказали здесь.
Прокурора больше нет. Остались эмоции
Депутаты, один за другим, брали слово. Кто-то обвинял Константинова — мол, он знал о жалобе Генпрокурора в КС и ничего не предпринял. Кто-то вспоминал Израиль. Кто-то — Санду. Кто-то предлагал ехать в Брюссель. Кто-то — уходить в отставку. Но главное — никто не сказал честно: «мы проиграли». «Мы недееспособны». «Мы виноваты».
Пока в Кишиневе президент говорила о европейском будущем, призывала к солидарности, признавала слабость судебной системы, но подчеркивала, что “страна движется вперед”, — в Комрате пытались договориться, как оформить свое бессилие. Не случайно, что слова о Гагаузии в речи президента прозвучали в одном ряду с Приднестровьем — не как субъект, а как зона риска. Территория, которую могут использовать для дестабилизации. Не партнер. Не сторона. Проблема.
Декорации без спектакля
Это звучало почти буднично. И потому — еще страшнее.
И пока депутаты PAS аплодировали стоя, а социалисты и шористы демонстративно покинули зал до начала выступления, в Комрате окончательно сдавали последний бастион автономии — институт парламентского контроля над прокуратурой.
Не то чтобы этот институт еще работал. За последние пять лет Народное собрание не смогло ни разу согласовать кандидатуру главного прокурора. Конкурсы срывались. Кандидаты не утверждались. Власть в регионе имитировала процесс. Генеральный прокурор — не выдержал. И сделал ход, который, с юридической точки зрения, оказался безупречным. КС признал: прокурора Гагаузии должен назначать Центр. Без участия НСГ. Точка.
В ответ — тишина. Затем сессия. Затем — крики
Комрат оказался в положении человека, который пришел на вокзал, когда поезд уже ушел. И вместо того, чтобы думать, как догонять, начал выяснять, кто проспал.
Говорим разными языками
Президентская речь и реакция автономии — это не два разных события. Это две версии реальности. В одной — Молдова движется в ЕС. В другой — Гагаузия топчется на месте. В одной — национальная цель. В другой — обида, растерянность и самоуничижение, прикрытые пафосом.
Маия Санду говорит: «Гагаузию и Приднестровье пытаются использовать для дестабилизации».
Она не говорит — кто. Не говорит — зачем. Потому что ей не нужно. Она уже выиграла.
Вы просто фон. Серый. Молчаливый. Иногда орущий, но беспомощный.
Она говорит: «ЕС нас защитит».
Вы: «Поедем в Брюссель!»
Она: «Строим сильную Молдову».
Вы: «Давайте примем заявление!»
Она: «Мир в стране — важней всего».
А у вас в зале — война всех против всех.
Не быть стороной — значит быть убранным
Главное в речи Санду — не цитаты. Главное — контекст. Она вышла не как агитатор. А как власть. Власть, которая больше не нуждается в объяснении. Она — констатирует. Описывает. Формулирует линию. Четко, уверенно, без участия тех, кто не входит в ее горизонт будущего.
Конечно, это не честно. Конечно, это авторитарно. Но как быть с тем, что в Гагаузии за все это время никто не предложил альтернативы?
Когда в зале кричат про «уничтожение автономии», хочется спросить: а где вы были, когда ее можно было защитить?
Когда прокурор не назначался годами — где были ваши комиссии, ваши инициативы, ваша ответственность?
Когда в КС поступила жалоба — почему не было даже письма?
Когда регион превращается в политическую декорацию — не стоит удивляться, что его никто не приглашает на обсуждение сценария.
Финал: сдать себя легче, чем признать провал
«Любое молчание — это соучастие в краже будущего», — сказала Санду.
И в этих словах — ответ и Комрату, и Кишиневу. Потому что, если следовать логике президента, то вся гагаузская политическая элита давно в доле. Своим молчанием, своей имитацией, своей ритуальностью.
А страна — идет дальше. Без вас. И только вы, в зале НСГ, все еще делаете вид, что можно догнать поезд, не выходя из комнаты.
